Загрузка...
Кто общался с проверяющими из фонда ОМС,
тот в цирке не смеется.Народная мудрость.
Часть первая
Это случилось в одном из таежных регионов нашей страны. Внезапно в тех краях, как раковая опухоль, разрослась популяция медведей. Беда. Агрессивные хищники рыщут в поисках еды, заходят в деревни, нападают на дворовых собак, дерут скот, а в удалённых вахтовых посёлках не брезгают даже геологами. В общем, держат в страхе всех жителей. Что делать?
Отстрел медведей только по лицензиям. Лицензия дорогая, да и на медведя ходить – серьёзное оснащение требуется. Дорого. Поэтому местные жители медведям фактически не препятствовали, а потому способствовали. Медведи обнаглели. Жить и работать стало в тех краях небезопасно. Проблема. Надо как-то “лечить” неприятную ситуацию.
Решили воспользоваться услугами профессиональных охотников, имеющих специальные лицензии. Для оплаты их услуг администрация, на основании решения совещательной комиссии, выделила целевые средства на борьбу с агрессивными медведями методом их отстрела. С охотниками заключили договоры на оказание услуг – «отстрел медведей». Договорились о цене – тариф 10000 рублей за каждого хищника. В договоре описали допустимые характеристики зверя (вид, рост, вес), регион и период охоты – чтобы не перебить молодняк, а ликвидировать только агрессивных особей, угрожающих жизни людей. Установили форму отчета, порядок приёма-сдачи выполненных услуг. Подписав договор, охотники принялись за работу. На протяжении шести месяцев, они исправно боролись за благополучие жителей региона, защищая их от агрессивных хищников. Результаты работы фиксировали по факту, по установленной договором форме – сдавали шкуру и по количеству сданных шкур выставляли счет заказчику. Заказчик – представитель администрации тамошних мест – проводил экспертизу шкур: оценивал, замерял, проверял и, в итоге, принимал или отказывал. Но в размере принятого объёма по договоренной цене услуги охотников оплачивал.
Дело спорилось. Конечно, охотники были люди разной социальной ответственности. Не без греха. Кто-то в лучших традициях охотничьих фантазий пытался выдать желаемое за действительное – мухлевал: сдавал шкуры коров вместо медвежьих, выдавал старые трофеи за новые и т.п. Однако и Заказчик был не лыком шит – умел отделять зерна от плевел. Люди зажили спокойно. Знали, если вдруг случится беда, «зашайтанит» медведь–людоед в деревню, охотники придут на помощь, его ликвидируют. Появилась у людей на этот случай надёжная защита и вера в безопасность, гарантированная государством.
Часть вторая
Но однажды охотники стали получать письма с требованиями принять проверяющих для проверки целевого использования средств, полученных по договору на оказание услуг “отстрел медведей”. Охотники – люди хлебосольные, любят выпить, поэтому к приёму проверяющих отнеслись одобрительно, им скрывать нечего, а угостить и похвастать есть чем. Дескать, «wellcom», ждём, приезжайте.
Приехали. Первым незваных гостей принимал охотник с большим стажем Букашкин Альберт Михайлович, среди друзей просто Амыч. Из бывших военных – прапорщик, умом неглубокий, но службу знал, приказы исполнял исправно, а поскольку то и другое было карьерным преимуществом, был Амыч на хорошем счету.
Проверяющие с места в карьер. Показывай, говорят, ружье из которого убивал медведя. Документы, патроны показывай. Где покупал, где хранишь. Сертификаты на всех помощников показывай, которые в отстреле медведя участвовали, на каком основании они тебе помогали. На чем в лес ездил показывай, на чем медведя вывозил… Все показывай. По правилам целевого финансирования всё это у тебя должно учитываться раздельно. Раздельный учёт обязан вести, понимаешь?
— Да не вопрос, – развёл руками Амыч, – я же официально по лицензии работаю, в союзе охотников состою, там не забалуешь. Там и штатное расписание спрашивают и сертификаты на оборудование, оружие. Перед тем как лицензию выдать, дотошно всё проверяют, да и потом с проверками захаживают. Так что всё в полном порядке, будьте спокойны. Уж не знаю на какой ляд вам это глядеть, коль лицензия имеется, но не жалко, покажу, если вам более заняться нечем.
— Вы меня не до конца поняли, – едко заметила чиновница-проверяльщица, которая в стае инспекторов была явно за старшую. – Вы нам должны показать, как Вы это всё учитываете раздельно.
— Раздельно от чего? – с явным непонимание и раздражением переспросил Амыч.
— Вот зачем Вы, если ничего не понимаете в раздельном учете целевых средств, за государственными деньгами свои ручонки тянете, – едко спросила она, глядя на Амыча снизу вверх, — это всё ваша алчность и жадность, – тут же без промедления поставила она визжащую точку в своих домыслах. — Так, давайте пойдем по списку. Будем всё смотреть, похоже в этих вопросах у вас полный бардак.
Чиновница имела типичный, но весьма неопрятный для женщины вид и запах, однако Амыч, как бывалый охотник, видал и не такое, а потому умел сохранять спокойствие и хладнокровие.
— Собаки охотничьи…
— Вот, пожалуйста, любуйтесь, – Амыч завел проверяющих в вольер с собаками, – вот мои красавицы… – Четыре ухоженные лайки бросились к хозяину.
— Они что у вас – все в одном загоне?
— Ну конечно в одном, зачем разные, они дружно живут, они воспитанные у меня, – Амыч присел на коленки и с любовью трепал поочерёдно каждого пса, а те полностью игнорировали проверяющих. Они обожали охоту и хозяина.
— Все вместе? – взвизгнула старшая инспекторша, — это ужасно, это абсолютно недопустимо! – Другие проверяющие соглашательски болтали головами. — Какая из них по целевому договору работает? На нашего медведя какая лает, кто из этих собак кусал нашего медведя?
Амыч увлечённо игрался с собаками, с ними общаться ему было явно приятнее.
— Вы что не понимаете всего ужаса ситуации? – развела руками чиновница. — Должен быть раздельный учёт. Собака, которая кусает нашего медведя по договору о целевом финансировании, должна содержаться отдельно, — чеканя каждый слог, произнесла чиновница, – какая из них наша?
— Здесь все собаки мои, – ответил насупившийся Амыч, – и на охоту я их всей бандой беру, если не болеет никто, но Грей на медведя особенно хорош, – Амыч потрепал серого кобеля, который был явно крупнее других. Грей демонстрировал сдержанный характер, но визгливый тон чиновницы ему явно не нравился, косился на неё.
—Он у меня универсал – хоть на медведя, хоть на лося, хоть на утку… Умница!!!
— Что значит универсал? Вы хотите сказать, что во время охоты на нашего медведя за целевые государственные деньги, вы государственного кабеля Грея используете и на другую дичь? То есть не по целому назначению? — чиновница замерла в ожидании ответа, разведя руками. – Нет, это полный ужас. Вы понимаете, что это нецелевое использование средств? – истерично и трагично заключила она.
— Мадам, – со спокойствием британского джентльмена произнёс Амыч, – это лес, понимаете, собака в лесу реагирует на всякую дичь. В лесу, мадам, встречается разная дичь, а не только та, которая по договору о целевом финансировании. Это лес, мадам, здесь все случается. По-вашему, если на меня несётся кабан, охотничий кабель Грей должен оставаться равнодушным наблюдателем, потому что он работает по какому-то там целевому договору?!?
— Ну, наконец-то, вы начинаете понимать, – взмахнула руками чиновника, – ну, конечно, именно так. Для нецелевых кабанов у вас должна быть другая собака. Отдельная, коммерческая. Работа собаки, которая оплачена государственными деньгами, может быть направлена только на государственные задачи – охота только на медведя, и скажу более – только на нашего медведя! – Чиновница подняла вверх костлявый указательный палец, вероятно обозначая родство с Богом. – Вы не можете использовать государственные деньги для охоты на кабана, – поставила она точку.
Амыч молчал. Он охотник, он умел разгадывать логику зверя, путавшего следы, но отсутствие логики он разгадать не мог. Хотя пытался, он пытался нырнуть на дно памяти своего военного прошлого. Копался в подобных ситуациях, но даже там не мог найти аналогов подобных мыслительных извращений. Тщетно. Не понимал. Молчал.
— Так, с собакой все понятно, будем оформлять как нецелевое. Еда её где? В составе тарифа на целевое финансирование мы закладывали корм. Где наша еда?
Амыч оживился, – так накрыто же всё, в гостевом домике, еда стынет, напитки греются, – засуетился он, – давно уже пора трапезничать, уже пожалуйте, – Амыч с любезной гостеприимностью показал направление к выходу.
— Я вам ясно дала понять, мы здесь с проверкой, – глядя поверх очков строго оборвала инспекторша.
— Так вы же сами, вроде как за еду спросили, — развёл руками Амыч, – где наша еда? На столе ваша еда, где ей ещё быть.
— Наша еда, – печатным голосом начала чиновница, — это значит нами, государством оплаченная и купленная еда – государственная еда.
Амыч опять молчал. Он искренне не знал, где в его доме государственная еда. Амыч настырно считал в своем доме всё своим собственным, купленным за свои кровные. Но проверяющие были явно иного мнения. Противоречия нарастали.
— Так показывайте, как и где собак кормите.
Амыч оживился, кормушка для собак была им лично модернизирована. Сыпешь в одну ёмкость, расходится по четырём мискам, которые разделялись друг от друга перегородками, чтобы собаки ели уединенно, не ссорились …
— Где чашка для кормления целевой собаки?
Амыч кивнул на чашку, стоявшую в отсеке Грея:
— Вот, как вы и хотели, отдельно.
— Показывайте, где целевой корм хранится.
Амыч не знал, что значит целевой корм, но интуитивно почуял, что речь идёт о корме для собак и повёл в кладовку.
— Вот, – кивнул он на мешки с кормом, – еще в живую готовим, кости покупаем, собакам живое требуется…
— Все мешки с кормом в одном чулане, на одной полке??? – опять ужаснулась чиновница, – для нашего корма должна быть отдельная полка, мешки должны быть отдельно промаркированы. Если готовите еду, то отдельная кастрюля. Кости на рынке покупаете – кладёте в отдельный пакет, оформляете отдельную покупку, отдельным чеком.
— Так продавец костей один, я у одного постоянно беру, у Петровны, уже сколько лет…
— Вы абсолютно невменяемый, – махнула рукой чиновница, – учёт раздельный, это значит у одного продавца можно, но раздельными счётами, раздельными чеками, в отдельный пакет, на отдельной полке храним, готовим в отдельной кастрюле – тараторила она, – что не понятно?
— Всё понятно, – безнадёжно пробурчал Амыч, закрывая кладовку…
Оружейная.
Амыч по праву гордился своей оружейной, она была завистью для многих. Просторная, бронированная комната–сейф, оформлена не только по всем правилам безопасности, но и с учётом эстетики презентации охотничьего инвентаря. Он с гордостью распахнул бронированную дверь в просторную оружейную комнату.
— Где патроны, которые были оплачены по целевому государственному финансированию, показывайте, – приказала чиновница.
— Вот, пожалуйста, – Амыч открыл железный шкаф, в котором ровными рядами стояли пачки патронов, разных калибров.
— Так они же разные, – удивилась проверяющая.
— Конечно, – довольно ухмыльнулся Амыч, – для нарезного и гладкоствольного оружия, и в хорошем ассортименте, разных производителей. Это на мелкую дичь, это на зверя покрупнее…
— Нет, вы реально издеваетесь, у вас опять все патроны перемешаны, – сокрушалась чиновница. – Я вас чётко попросила показать, где хранятся государственные патроны.
Амыч был точно уверен, что в его оружейной комнате хранились только его собственные патроны, но он уже приноровился к жаргону чиновницы и ткнул в полную пачку патронов на “крупного зверя”.
— Так она же полная, – удивилась чиновница.
— Ну да, полная, 20 штук.
— Вы для охоты на медведя сколько истратили?
— Последнего с трех завалил.
— Значит у вас в пачке должно не хватать трех патронов.
— Так это другая пачка, новая, ту я расстрелял уже…
— Как расстрелял? Это же наши, государственные патроны, мы же её по целевому финансированию оплатили?
— Ну так, я же медведя убил, шкуру сдал. Вы отчет приняли. Остаток патронов использовал на другую дичь.
— Послушайте, мы в структуру тарифа заложили одну пачку патронов на одного медведя, – с методичной настойчивостью принялась объяснять чиновница, – Вы должны тратить всю пачку.
— Ну, а если я с трех патронов завалил?
— Пусть останутся, хорошо. Но Вы никак не могли остаток патронов тратить на других медведей — это государственные патроны. Они только для отстрела целевых медведей.
— Но для другого вашего медведя в вашем тарифе новая пачка патронов заложена, так же получается? А если там патроны тоже останутся – их куда? С каждой вашей пачки остаток ваш куда? – Амыч намеренно делал ударение на слове «вашего».
— Вы не можете их тратить, это целевые патроны, – настаивала чиновница, – нельзя их использовать в иных целях, для получения прибыли. Истратите – придется восстановить и уплачивать штраф. Храните, чтобы нам показать.
Амыч молчал. Он отчаянно не понимал, откуда у него могут быть государственные патроны, если он их сам купил, сам хранил, сам стрелял. Это его патроны! Как они могут быть государственными? Почему государственные? Молчал. Не понимал.
Экипировка.
— Показывайте, где ваша экипировка. Я надеюсь, она не в общем шкафу? Хотя бы экипировку вы держите отдельно? У вас должен быть шкаф для раздельного учёта государственной экипировки, приобретенной на деньги по целому финансированию.
— Это что получается, вся экипировка, в которой я медведя застрелил – не моя, а государственная? – переспросил Амыч.
— Ну, разумеется, Ваша, но государственная. Вы же её за государственные деньги купили, затраты на нее входят в состав тарифа по целевому финансированию по договору на оказание услуг «отстрел медведя». Поэтому и использовать вы ее можете только для отстрела наших медведей.
— И что это значит? Я не могу в ней в другие дни на другого медведя ходить, другую дичь бить?
— Нет конечно, не можете. Вы даже в этот же день не можете в ней на других зверей охотиться. Одеваете целевую экипировку и охотитесь на целевого медведя. Чего проще то? – развела руками чиновница. — Либо возмещайте частично стоимость. Например, вы убили трех медведей, одного из них для нас, значит и возмещение должно пройти 1:3.
Амыч молчал.
— Вы вообще ведёте хоть какой-то раздельный учёт? – раздражено спросила инспекторша.
— Конечно, – кивнул Амыч. — Я завёл отдельный банковский счет и отдельную банковскую карту. Название банка еще такое странное, все время забываю, – Амыч почесал затылок, – ну, банк такой, который еще и аптека…, а, вспомнил, «Сбер», точно «Сбер». В общем есть у меня отдельный учет – отдельная карта Сбера, туда все деньги от вашего договора и поступают – все раздельно…
— Ну, Вы понимаете, что это не Ваши деньги?
— Почему не мои? Карта же моя, счет же мой, а деньги на моем счету почему не мои?
— Деньги государственные, и Вы должны тратить эти деньги только так, как мы Вам скажем, на строго определенные цели.
— Так, а какие у нас цели то, – удивленно развел руками Амыч, – всего одна цель и есть – медведя убить, в договоре так и написано «отстрел медведей». Шкуру сдал – значит цель достигнута.
Чиновница смотрела поверх очков и молчала. После красноречивой паузы и театрально-трагического вздоха, она сказала:
– Надо вам на учебу пойти, мы же постоянно курсы проводим по раздельному учету целевых денег. Поясняем, учим, вдалбиваем, что цель целевого финансирования – потратить деньги по установленной структуре тарифа. Вы должны тратить деньги только на те статьи затрат, которые мы вам заложили, и столько, сколько предусмотрено нашим тарифом.
— А медведей убивать там учите?
— А вы не умничайте, – строго парировала чиновница.
— Так, а вы откуда знаете какие затраты потребуются? – хитро прищурившись, спросил Амыч.
— Для этого у нас эксперты работают.
— А, понятно, эксперты. Пачку патронов на одного медведя. Видели живого зверя ваши эксперты? Ну, чтобы не в зоопарке или цирке? Хорошо, а если я потрачу деньги как эксперты назначили, а медведя не убью.
— Значит услуги выполнены некачественно, вы плохой охотник, штраф.
— А если я деньги потратил не так как вы заложили, друге затраты потребовались, а медведя убил, шкуру предъявил, все как надо, что тогда? – не унимался Амыч.
— Нельзя, штраф, целевое финансирование, понимаете? Вы должны убить медведя, при этом произведя затраты строго по структуре тарифа, строго в том размере, который заложен тарифом.
— А если затрат больше получится, чем эксперты посчитали – добавите, возместите дефицит не достающий?
— Нет, конечно. Убыток – это Ваша проблема, не хотите – не работайте. Никто ничего возмещать не будет, укладывайтесь в установленный размер тарифа. Не хватает – докладывайте свои деньги, услуги должны быть выполнены качественно и в срок, строго по договору.
— А вот скажем, проявил я смекалку, убил медведя, шкуру сдал, все довольны, а деньги остались, меньше затрат оказалось, они – мои?..
— Нет конечно, они государственные, эти деньги можешь тратить только на следующего нашего медведя. Сэкономил, молодец – решай на эти деньги наши задачи или мы меньше потом заплатим. Так или иначе остались деньги – они не твои.
— Как так? – удивленно развел руками Амыч, – если не хватает – докладывай деньги свои, а если я смекалку проявил, медведя убил, условия договора выполнил, претензий нет, всё сделал в лучшем виде, а деньги остались – они ваши… Как так-то? Вы же мою прибыль получается забираете? Мой интерес где?
— Запомни, – строго сказала чиновница, – когда ты берёшь государственные деньги твоего интереса быть не должно, ты должен думать только о нашем интересе, понял? Поэтому надо убивать медведя так, как мы тебе заложили. Такое правило. Не устраивает – откажитесь от контракта.
— Понятно, – обречено кивнул Амыч, – только нет здесь логики, не вижу её.
— Ну это только так кажется, – лукаво улыбнулась чиновница, – непросвещённым не понять. Да ты и не вдавайся. А лучше, Альберт Михайлович, выделите нам место, где мы акт проверки писать будем, остальное походу уже проверять будем.
— Конечно, давно пора, это там же, где и трапеза приготовлена, пожалуйте, остыло уже все…
Часть третья
Гостевой домик в охотничьем «поместье» Амыча стоял отдельно, особняком. Просторный усадебный участок в виде круглого полуострова вклинивался в живописное русло реки, на нем и расположился гостевой комплекс, имеющий в своем составе все для работы и удовольствия… Дом с просторным рабочим кабинетом и комнатой для совещаний, гостиная, каминная, и даже две спальни со всеми удобствами… Была и отдельная беседка для уединенного созерцания текущей воды, и, конечно, отдельная сауна с выходом для купания прямо в реку…
Амыч решил оставить проверяющих одних, чтобы не смущать.
— Телефон есть, если что – звоните, будем решать проблемы по мере их поступления, – предупредил он.
Звонок раздался где-то через полчаса. Голос инспекторши был явно тревожным:
— Послушайте, у вас территория совсем не огорожена и нам кажется, что в нашу сторону по берегу реки движется какой-то зверь, я думаю это медведь. Мы опасаемся выходить. До вашего основного дома слишком большое расстояние и оно идет через лес…
— Ну не такое и большое, – ухмыльнулся Амыч, – может метров 500, да и не лес это, а скорее парк, но проблему понял, иду.
Амыч смотрел в бинокль.
— Действительно, это медведь. Довольно крупный, и, похоже, весьма голодный, раз так настырно в нашу сторону идет. Точно. Как раз таких мы по договору и отстреливаем. Амыч оглядел всех проверяющих. Четверо женщин были явно встревожены.
— Ну, так шуганите его, у вас же ружье в руках. Стреляйте в воздух!
Амыч задумался.
— Не могу. В ружье обычные патроны, коммерческие, надо за государственными в оружейку идти. Перезарядить. Да и экипировка на мне домашняя. Пойду оденусь во все государственное, что по целевому финансированию куплено.
— Вы издеваетесь? – глядя исподлобья спросила старшая чиновница.
— Нет конечно. Я же посмотрел в бинокль. Я уверен – этот медведь точно подходит под наш контракт. Пойду заряжу целевые патроны в целевое ружье, одену целевую экипировку, возьму целевую собаку.
— А если медведь придет быстрее чем Вы вернетесь, что тогда?
Амыч задумался.
— Ну такое может быть, – он наморщил лоб, – но вряд ли, это если он сильно голодный и сильно агрессивный. Делать-то все равно нечего, мы же не можем закон нарушать, нецелевой расход допускать. Я быстро. Вы пока закройте дверь покрепче и не выходите никуда. И постарайтесь медведя не терять из виду, это же хитрый хищник, он очень коварен при нападении, особенно когда голодный.
Всё пошло не по плану. Медведь оказался хитрее и проворнее чем ожидалось. Сейчас уже никто не вспомнит подробностей… ему удалось напасть на одну из проверяющих женщин. Увлеченная чувством любопытства из формата «он наверное ушел», она опрометчиво пошла проверить свои ощущения. Они не оправдались. Она долго, кричала. Время ее душераздирающего предсмертного крика измеряло время возможности для бегства остальных. Они бежали. Спотыкались, падали, но бежали по направлению к основному дому охотника. Медведь был самый что ни наесть целевой. Здоровый и агрессивный. В этом проверяющие были уверены.
Амыч встретил перепуганных на смерть проверяющих на крыльце своего основного дома. Даже без слов ему все было понятно. Случилась беда. Перепуганные женщины с надеждой смотрели на Амыча, им было реально страшно. Дикая, жуткая смерть напугала их, и она была у них за спиной…
— Понимаете, – спокойно обратился к ним Амыч, – я не могу вам помочь, у меня объемы на отстрел закончились. Я не стал вам говорить, чтобы не расстраивать, думал вдруг обойдется. Но вижу не обошлось, – развел он руками, – ну, по крайней мере не для всех. Сожалею. Но, объемов нет, думаю вы меня прекрасно понимаете…
— Как закончились? Вы обязаны нас спасть, он же и нас сожрет, – визжала чиновница, – Вы же можете, Вы же охотник, у вас ружье есть, патроны, три собаки!!!
— Я могу, но не могу. Комиссия мне объемы не выделила, сказала, что я и так много настрелял. Оно же и понятно, у нас здесь место самое благоприятное для медведей… Речка, ложбинка с буреломом, они все в основном здесь и водятся, здоровенные такие…, да вы и сами видите, ну чего я вам рассказываю…
— Берите ружье и немедленно убейте этого медведя–людоеда, – сквозь зубы с ненавистью процедила чиновница.
— Не могу, пока соглашательская комиссия не выделит объемы, никак не могу. Нельзя так. Они говорят, что закон такой, понимаете? – Амыч, пожимая плечами, развел руками.
Женщины стали плакать, им реально было очень страшно. Увидеть своими глазами, как медведь заживо съедает человека – зрелище не для слабонервных.
— Но мы же умрем, он нас растерзает, разорвет, сожрет, – дрожащим голосом, всхлипывая навзрыд взмолилась старшая чиновница, – ну, помогите нам пожалуйста, защитите нас…
— А вы бегите в соседнюю деревню, – ласковым, заботливым тоном предложил Амыч, – там у охотника Шуркевича полно объемов на отстрел осталось, он вам хоть десять медведей застрелит. К ним редко медведи заходят, там степь начинается, место открытое, не любят медведи его. Вот он обрадуется, когда за вами такой здоровенный медведь прибежит. Бегите, здесь не далеко – 21 км всего. В основном по прямой, немного в горку, а если напрямки через лес, так и вообще восемь км будет, но только топко там, лучше по дороге.
Женщины обреченно смотрели на Амыча. Молчали.
— Да не стойте вы как вкопанные, бегите, смеркается уже. Я по закрытому электронному каналу суть дела Шуркевичу опишу, чтобы вас не задерживать. Да бегите же вы наконец, я им тут добра желаю, а они упираются. Медведь пока части вашей разодранной подруги прикапывать будет, ему не до вас, но потом вспомнит, а может и не вспомнит… Тут всё от случая зависит. Только Вы сильнее бегите, это в детских книжках пишут, что медведь добрый и неуклюжий, он злой, коварный, бегает быстро, настигает внезапно, бегите…
Амыч смотрел на удаляющихся женщин. Они пытались бежать, но ноги их не слушались. Спотыкались, падали, вставали, бежали… Они боролись за свою жизнь.
— Думаете, доберутся, Альбертович Михайлович?
— Тьфу ты, Семёныч, напугал, — раздраженно отозвался Амыч на вопрос своего помощника. — Не знаю, самому интересно. Думаю нет, там не один медведь был, я трех насчитал, но… – развел он руками, – если будут быстро бежать, может и доберутся. Тут от нас ничего не зависит.
— Ну, дай Бог, будем надеется – вздохнул Семёныч, – ну, а если не доберутся, для соглашательской комиссии будет основание распределить больше объемов в нашу сторону.
— Это вряд ли, – широко улыбнулся Амыч, – у членов соглашательской комиссии свои расчеты и человеческая жизнь в этих расчетах не учитывается, тем более чужая…
